Признаюсь, я питаю слабость к парадоксам. И один из самых изящных — это то, как древнейшее из искусств, скульптура, сегодня задаёт тон самым футуристическим городским ландшафтам. В то время как европейские столицы томятся в тесных объятиях своей же классики, с трудом находя место для дерзкого жеста современного мастера между античным фронтоном и готическим шпилем, Дубай предоставляет художникам полную свободу. Здесь, на почти стерильном с художественной точки зрения листе, каждая инсталляция — это не просто объект, а философское высказывание о будущем, отлитое в сталь или высеченное из мрамора.
Мои прогулки по городу всё чаще напоминают кураторский обход гигантской галереи под открытым небом, где вместо залов — проспекты, а вместо цоколей — зеркальные фасады небоскрёбов. В своей книге «Дубай: искусство богатства» (Dubai: The Art of Wealth) я уже рассказывал о самых значимых скульптурных инсталляциях в Дубае. И эта тема требует продолжения. Фокус смещается с единичных шедевров на целые парки — такие, как ежегодный DIFC Sculpture Park, чей грядущий четвёртый сезон (пусть пока и не анонсированный официально) неизменно превращает финансовый район в эпицентр диалога искусства и роскоши. В ожидании его предлагаю обратить внимание на пятерых виртуозов, чьи работы не просто украшают современные города, а формулируют их эстетический код.
Маттар бин Лахедж (Mattar Bin Lahej)
Если бы у Дубая был официальный летописец, чьи хроники были бы видимы с орбиты, эту роль, несомненно, исполнил бы Маттар бин Лахедж. Его почерк — а точнее, созданный им шрифт «Матар» — узнаётся мгновенно. Это тот самый завораживающий фасад Музея будущего, где арабская вязь не просто нанесена на поверхность, а является самой структурой здания. Это парящие «Слова силы» в президентском дворце Каср аль-Ватан в Абу-Даби. Работы бин Лахеджа — это мост между сакральной традицией письма и ультрасовременными материалами. Его скульптуры из нержавеющей стали — не просто объекты, а визуальные мантры, чья сложная геометрия заставляет задуматься о том, что язык, даже самый древний, может быть самым передовым архитектурным элементом.
Габриэла фон Габсбург (Gabriela von Habsburg)
Быть правнучкой последнего императора Австро-Венгрии — уже достаточный повод для светской хроники. Но Габриэла фон Габсбург избрала иной путь к величию — через сварочный аппарат и листы нержавеющей стали. Её биография читается как роман: философское образование, учёба в Мюнхене, страсть к сварке — ремеслу, которое она описывает как «создание целого из разрозненных частей». Её работы — это чистая геометрия, игра с пространством, светом и тенью. Строгие стелы и изящные изгибы её скульптур — визуальная аналогия амбиций Дубая: устремлённость вверх, к новым горизонтам. В её искусстве нет места ностальгии по имперскому прошлому; вместо этого она строит из стали новую аристократию — аристократию формы.
Рашид Аль Халифа (Rashid Al Khalifa)
Ещё один аристократ в нашем списке — шейх из правящей семьи Бахрейна Рашид Аль Халифа — доказал, что патронаж и личное творчество не взаимоисключают друг друга. Если его предки покровительствовали искусству, то он сам стал его активным творцом. Его масштабные инсталляции — исследования света и цвета, доведённые до грандиозного, почти космического масштаба. Вспомнить хотя бы его иммерсивную работу Reality Is Timeless на фоне Великих пирамид в Гизе — диалог эпох, где золотые зеркальные поверхности вступали в спор с вечными камнями. Участие в Венецианской биеннале и триеннале в Рио лишь подтверждают его международный статус. Его искусство — это смелая оптическая иллюзия, впускающая безжалостное ближневосточное солнце в игру с культурным наследием.
Шейха Аль Мазру (Shaikha Al Mazrou)
Шейха Аль Мазру представляет в этом созвездии талантов новую волну эмиратского искусства. Выпускница престижного Chelsea College of Arts, лауреат Premio Paulo Cunha e Silva и финалистка премии Louvre Abu Dhabi Richard Mille, она превращает свои скульптуры в захватывающие эксперименты с материальностью. Её знаменитая «Красная гора» (Red Stack), недавно нашедшая пристанище в Университете Бирмингема в честь его 125-летия, тому подтверждение. Яркая, почти биологическая форма из стекловолокна и смолы бросает вызов традиционному пониманию скульптуры. Её работы — тактильные исследования напряжения, баланса и цвета, где материал ведёт себя непредсказуемо, подчиняясь внутренней логике художницы.
Айдан Салахова (Aidan Salakhova)
Завершает наш обзор художница, чьё творчество — мост между караррским мрамором и восточной чувственностью. Айдан Салахова, наследница знаменитого «сурового стиля» Таира Салахова, совершила смелый поворот от живописи к скульптуре, выбрав для этого сердце традиции — итальянскую Каррару. Её мраморные работы — интеллектуальная провокация, переосмысление восточных тем, гендерных ролей и канонических форм через призму безупречного материала. Участница Венецианской биеннале, чьи произведения хранятся в Третьяковской галерее и ММОМА, Салахова доказывает, что классическая техника может быть острым современным высказыванием. Её переезд в Каррару — не бегство от корней, а, напротив, углубление в них, но уже с инструментом скульптора, а не живописца.
Именно эти пять имён, на мой взгляд, формируют сегодня уникальный сплав традиции и футуризма в современной скульптуре. Они напоминают нам, что подлинная роскошь — это не только тихая гладь яхтенного лака, но и блеск нержавеющей стали на закате, не только безупречный крой костюма, но и идеальная линия мраморного изгиба. В их работах будущее обретает не только форму, но и душу.
