Если бы мне предложили измерить культурный ландшафт Залива не в квадратных метрах выставочных пространств, а в каратах коллекционного качества, итоговая цифра, полагаю, могла бы сравниться с ВВП иной европейской страны. Дубай и Доха давно уже превратились в синонимы громких арт-ярмарок и архитектурных чудес, заставляющих прохожих запрокидывать головы. Однако сегодня я хочу рассказать о месте, где роскошь проявляется не в гигантомании, а в тактильной теплоте старой известковой стены и в осознанном жесте аристократа, открывающего двери своего дома для всех.
Маленькое королевство Бахрейн – это изящный контрапункт на фоне своих громких соседей. Здесь вы не найдете музеев, по масштабу соперничающих с Лувром Абу-Даби или Национальным музеем Катара. Вместо этого вы обнаружите нечто более ценное: культуру, выросшую изнутри, словно жемчужина в раковине, чьи слои – это десятилетия кропотливой работы меценатов и самих художников. Это редкий парадокс: сообщество, сочетающее космополитические амбиции с почтительным пиететом к собственной истории, ведь Бахрейн – древнейший торговый узел, а торговать, как известно, можно не только жемчугом, но и смыслами.
Мой визит в Фонд искусства Рашида Аль Халифы RAK Art Foundation стал тому идеальной иллюстрацией. Представьте себе традиционный бахрейнский дом 1920-х годов постройки: гипсовые стены, терракотовые полы, деревянные балки, когда-то доставленные морским путём из Индии. Архитектура, которая сама по себе – музейный экспонат. Но именно здесь, в этой среде, лишённой музейной стерильности, и происходит самое интересное.
Его Превосходительство шейх Рашид Аль Халифа – фигура на редкость многогранная. Член королевской семьи, художник с пятидесятилетним стажем и страстный коллекционер. Его фонд – это не просто галерея, а своего рода художественный салон, где его личная резиденция плавно перетекает в публичное пространство. Прогуливаясь по залам, где соседствуют работы Пьера Сулажа, Дэмиена Хёрста и Фернандо Ботеро с творениями пионеров арабского модернизма, ловишь себя на ощущении, что находишься в гостях у чрезвычайно утончённого человека, а не в учреждении. Это осознанная кураторская стратегия: «Здание не было построено специально для демонстрации произведений искусства», – с лёгкой иронией замечает Аль Халифа. И в этой неспециальности – вся его прелесть.
Архитектурные интервенции, над которыми работал итальянский архитектор Давиде Кьяверини, – это урок изысканного вкуса. Фасад был переосмыслен через призму исламской геометрии и современного минимализма. Во дворе павильон с фасадом из стальных пластин машрабии отбрасывает ажурные тени, напоминающие о работах американского скульптора Ларри Белла. А над входом парит полый стальной куб – одновременно логотип фонда и скульптура, задающая тон всему пространству. Диалог эпох, выраженный не в громких декларациях, а в языке материалов и света.
Мне как человеку, ценящему истории больше, чем инвентарные номера, особенно дорог один штрих. На стене, примыкающей к бывшей спальне основателя, сохранилась его первая работа, созданная в 1966 году. С неё всё и началось. От этого наивного жеста – к увлечению Каналетто и Тёрнером, чьи туманные пейзажи, по признанию художника, напоминали ему пыльные бури в Риффе, а затем – к сложным абстрактным рельефам из анодированного алюминия. Эволюция длиною в жизнь, зафиксированная в стенах родного дома.
Но главное – это миссия. В отличие от многих институций, рожденных как побочный продукт политики «мягкой силы», Фонд Аль Халифы существует ради самой культуры. И культура здесь никогда не возникала в вакууме. Сегодня, когда мир смотрит на регион Залива в поисках новых культурных горизонтов, Бахрейн предлагает уникальную формулу. Это не гонка за самым большим и дорогим, а тихая, вдумчивая работа по созданию среды, где искусство – не валюта и не инвестиция, а естественная среда обитания для мыслящего человека. И в этом безошибочном чувстве меры, пожалуй, и заключается подлинная, несиюминутная роскошь.
