В мире, где всё слишком ярко освещено – в прямом и переносном смысле, – найти убежище в полумраке становится особым искусством. Искусством, которое курируют не где-нибудь, а под знаменитым дождевым куполом Лувра Абу-Даби (Louvre Abu Dhabi), где пятна света танцуют на стенах, словно живые картины Моне. Именно сюда, в этот архитектурный манифест Жана Нувеля, я пришёл на открытие пятой выставки Art Here – проекта, который музей уже пятый год с изяществом и умением ведёт рука об руку со швейцарским часовым домом Richard Mille.
Партнёрство, на первый взгляд, предсказуемое: два института, чьи имена стали синонимами бескомпромиссного качества и смелого диалога традиций с авангардом. Но, вглядываясь пристальнее, понимаешь его гениальность. Если Richard Mille помещает сложнейший механизм в футуристичный корпус, бросая вызов самим законам гравитации, то Лувр Абу-Даби проделывает нечто подобное с идеями, заключая хрупкие мысли художников в свои монументальные, залитые светом галереи.
В этом году куратор Софи Маюко Арни предложила семи финалистам поразмышлять на тему «Тени». Тема, достойная пера Умберто Эко или объектива Вима Вендерса, исследует не просто отсутствие света, но целую вселенную смыслов: то, что скрыто, забыто, утрачено или, напротив, обретает форму лишь в полумраке. Это разговор о памяти, идентичности и метаморфозах, ведущийся на универсальном языке, понятном и в Абу-Даби, и в Киото.
Прогуливаясь среди инсталляций, я не мог отделаться от ощущения, что нахожусь на гибриде арт-ярмарки в духе Frieze (которая, кстати будет проводиться в Абу-Даби со следующего года) и медитативного перформанса. Вот работа палестинского художника Ахмеда Альакры «Я помню свет» – своего рода археология света, где тени, отброшенные архитектурой Шарджи, превращены в 3D-объекты и заключены в акриловые кубы, напоминающие о традиционной машрабии. Это не просто скульптура – это квинтэссенция мимолётного момента, пойманного и увековеченного с почти научной точностью.
Чуть поодаль, под сенью купола, я столкнулся с «Эхом» эмиратского художника Джумайри. Интерактивная инсталляция с тихим прудом, единственным цветком и окружающим звуком – изящная реинкарнация мифа о Нарциссе и Эхо. Здесь фокус смещён с отражения на присутствие, а тень и свет становятся проводниками вглубь бессознательного. Заложенная глубина заставляет вспомнить минимализм Луизы Буржуа, но с местным, узнаваемым акцентом.
Японец Рёити Курокава в работе «skadw» создаёт настоящий собор из тумана, света и звука. Единственный луч, рассекающий клубящуюся пелену, рождает бесконечно меняющиеся узоры. Это прямая отсылка к японской философии ма – красоте интервала, пустоты и паузы. Стоя в эпицентре этого аудиовизуального шторма, я поймал себя на мысли, что ощущение сопоставимо с созерцанием монохромных полотен Пьера Сулажа, где тишина обретает цвет, а пустота – плотность.
Особое очарование – в диалоге культур, который куратор выстраивает с тонкостью ювелира с площади Вандом. Дуэт Yokomae et Bouayad (Япония и Марокко) возводит павильон из колеблющейся стальной сетки, вдохновлённой традиционным ткачеством кавачи. Конструкция отбрасывает танцующие тени, объединяя в своём ритме Токио и Марракеш. А работа Хамы Аббас «Исследования деревьев» – серия инкрустаций из камня, где листва изображена через тени, – вызывает в памяти одновременно и персидские миниатюры, и геометрическую абстракцию Пита Мондриана.
Венчает же это шествие теней работа «Солнечные часы для бесконечной ночи» японца Ринтаро Фузэ – полированный стальной диск, созданный для мира, в котором солнце уже погасло. Установленные под куполом Нувеля, эти часы, ориентированные на Полярную звезду прошлого, настоящего и будущего, превращают космическое время в медитацию о вечности. Это мощное, почти апокалиптическое высказывание, которое, однако, не лишено надежды – надежды на то, что даже в отсутствие света память и разум продолжат отсчёт.
Выставка, собравшая более 400 заявок и отобранная жюри под председательством шейха Зайда бин Султана Аль Нахайяна, – не просто ещё одно арт-событие в календаре ближневосточной богемы. Это тонко выверенный жест, демонстрирующий, как сегодня создаётся новая культурная ось: не Запад – Восток, а скорее ОАЭ – Япония, объединённые общим пониманием красоты в мимолётном и вечном.
Победитель Richard Mille Art Prize будет объявлен лишь в декабре, но уже сейчас ясно: главный приз здесь – сама возможность увидеть, как в тенях под куполом Лувра Абу-Даби рождается будущее, в котором у роскоши, как и у подлинного искусства, нет границ. Только горизонты.
ALSO READ: BURO гостит в первом особняке Bvlgari в Бодруме – и это всё, о чём вы могли мечтать.
