Мы живём в городе-перформансе, где даже поход за хлебом может превратиться в иммерсивный опыт. И вот на этом фоне, среди грандиозных ярмарок вроде Art Dubai и монументальных жестов в духе Музея Будущего, появляется место, напоминающее не громкий манифест, а изящный, многослойный роман, где ценна каждая пауза. Галерея Rarares – это и есть тот самый тихий, но уверенный голос, который заставляет замедлить шаг и расслышать подлинную полифонию растущей арт-сцены Эмиратов.
Беседа с её основательницей Мариной Бейзел – это тот редкий случай, когда интервью напоминает не допрос с пристрастием, а лёгкую, но чрезвычайно содержательную прогулку по залу камерной выставки. Мы говорили о многом: о тактильной бунтарской силе керамики в эпоху всевластия NFT, о том, как петербургский академист находит общий язык с молодым эмиратским каллиграффити-артистом, и о том, почему честность стала главной роскошью на современном арт-рынке. Если вы ищете не просто чтиво, а повод для вдумчивой беседы с самим собой о том, что значит искусство сегодня – вам точно сюда. Обещаю, будет не менее увлекательно.
Егор Шарай: Марина, позвольте начать с того места, где пересекаются миры. Ваш переход от дизайна интерьеров к владению галереей напоминает мне эволюцию Филиппа Старка – от создания объектов к курированию пространств смысла. Как именно ваше прошлое в дизайне сформировало архитектуру опыта в Rarares? Ведь вы говорите не просто о развеске картин, а о создании нарратива, где свет, объем и даже тишина между работами становятся частью выставки.
Мариной Бейзел: Очень импонирует, что вы вспомнили именно Филиппа Старка. У него всегда было уникальное умение превращать предметы в историю. Я бы говорила не о переходе, а о единении. Дизайн интерьеров научил меня работать с пространством как с живым организмом, которого надо «прочувствовать и полюбить», и когда это случается, на стройке начинается настоящая магия. Я училась чувствовать ту энергию, которую пространство транслирует. Галерея естественным образом приняла и продолжила этот опыт. Я и сегодня думаю не о том, как развесить условные картины или расставить объекты, а в первую очередь, как человек будет двигаться, важными становятся ощущения, где необходимо замедлиться, а свет, пауза, даже тишина становятся частью экспозиции. Все это очень близко к архитектуре опыта, о которой вы говорите. И если в дизайне я училась слышать пространство, в искусстве я учусь слышать голоса художников.
Е.Ш.: Название «Rarares» – изящный семантический жест к редкости. Но Дубай, с его Art Dubai, исчезающими инсталляциями в пустыне и галереями уровня Ishara или Jameel Arts, – уже не terra incognita для арт-мира. В чем заключается ваша особая редкость? Это поиск художников, которых не замечают большие ярмарки? Или это редкое качество диалога, который вы создаете?
М.Б.: Для меня «редкость» скорее не про эксклюзивность, а про способность видеть ценность там, где многие проходят мимо. Идея Rarares возникла задолго до Дубая как мечта о пространстве, где искусство является естественной частью жизни, как свет и воздух. Редкость перестала быть экзотикой, и, как вы заметили, Дубай действительно уже не terra incognita, но именно в этой насыщенности особый дар услышать тонкие голоса художников. В Дубае редкость скорее состоит не в том, чтобы искать «невидимых» авторов, а в искреннем диалоге между культурами и личными историями. Rarares выстраивает честный контакт между художником и зрителем. И в этом смысле, честность и правдивость становятся главной редкостью.
Е.Ш.: Ваша первая выставка – керамика. Выбор смелый! В эпоху NFT и иммерсивных digital-шоу TeamLab, керамика кажется… почти бунтарски тактильной, земной. Это заявление о позиции? О возвращении к материальности в мире, где даже искусство порой кажется эфемерным? Или вы верите в вневременную силу ремесла, возведенного в ранг высокого искусства?
М.Б.: Для меня, как для автора, в глине есть особая правда. Материал оживает под теплом рук, дышит и сопротивляется. Сотни, и даже тысячи лет шероховатая поверхность глины требует прямого контакта. Мастер балансирует между замыслом и волей материала. Каждая работа получается непредсказуемой, и в этом контексте, уникальной. К тому же сам материал кардинально меняется в процессе создания объекта. От мягкости и тягучести, к твердости, как метафора трансформации. Руки творца ищут правду и находят ее в несовершенстве. В мире, стремящемся к скорости и кодификации, прикосновение к глине, можно сказать, становится почти радикальным высказыванием. Это жест, противопоставления цифровой идеальности, и возвращения к тактильности. Важно почувствовать, или даже прочувствовать, то тепло, которое глина передает, задуматься о дуальности мира, в этом цель.
Е.Ш.: Как культурные коды проявляются в вашей программе? Представьте: художник из Петербурга с академическим бэкграундом и молодой эмиратский автор, экспериментирующий с calligraffiti – как вы находите точки соприкосновения для дубайского коллекционера?
М.Б.: Я не могу назвать себя специалистом по формированию или анализу культурных кодов, однако мне нравится думать о дубайском коллекционере как о человеке, который живет в городе-перекрестке. Как молод город, так и молод его коллекционер – он получает счастливые моменты, совершая импульсивные приобретения, при этом восточный или западный бэкграунд у человека, значения не имеет, важен текущий опыт, взаимодействие с окружением, с обществом. Здесь всё еще рождается история: коллекции, институции, привычки. Здесь нет длинной династической традиции, когда коллекцию наследуют от деда. Люди часто покупают эмоционально, интуитивно. И в этом есть особая свобода – выбирать интуитивно, влюбляться мгновенно. Когда мы показываем художников с разным бэкграундом, именно эта свобода позволяет найти общий язык: в энергии, в желании быть свидетелем чего-то нового. Эмоция, которая проявляется в настоящем становится точкой соприкосновения.
Здорово, что мы находимся в уникальном историческом контексте рождения новых мастеров эмиратского искусства, которые в основной массе своей не ретранслируют западноевропейское мастерство, а формируют свои глубинные коды.
Е.Ш.: Дубайский арт-рынок – это динамичный водоворот: правительственные инициативы Dubai Culture, амбициозный Музей Будущего, частные фонды вроде Alserkal. Где вы видите нишу Rarares в этой экосистеме? Вы – «бутик» в мире арт-супермаркетов? Или скорее «кураторский консьерж-сервис» для тех, кто ищет не просто имя, а голос?
М.Б.: Интересные метафоры, однако в данном контексте мне не близки термины «бутик» или «супермаркет». Важно, чтобы галерея являлась пространством для диалога, а не для потребления. Сложно измерить искусство понятиями количества и масштаба, скорее, мне ближе аллегория «камерного театра», где каждый жест и действие имеют определенное значение. Конечно, продвижение искусства в глобальном смысле – задача не только и не столько галерей, сколько государства. И как вы верно отметили, в городе есть большие институции, поэтому роль небольшой галереи – быть гибкой, рискованной, задавать неудобные вопросы, тут я вижу особую ценность. Rarares является пространством для внимательного взгляда, для диалога, для редких встреч, не консьерж-сервис и не рынок, а место, где можно остановиться и прочувствовать искусство через личное переживание. Ведь объект искусства должен удивлять и волновать, взаимодействовать на уровне чувств и ощущений.
Е.Ш.: Вы говорили о «долгосрочной игре» и поддержке локальных проектов. В чем практическое выражение этой философии в условиях дубайского темпа? Как Rarares балансирует между коммерческой необходимостью и миссией культурного инкубатора?
М.Б.: Я не верю в баланс ради самого баланса. Искусство не может сводиться к коммерции, иначе оно теряет смысл и становится декорацией. Для меня, как для галериста, важно выстраивать долгосрочную историю художника: поддерживать его так, чтобы у него было пространство для эксперимента, направлять с кураторской точки зрения, чтобы он рос, чтобы у него появлялись коллекционеры, чтобы его язык был понят. Конечно, рынок присутствует, и у него есть определенные законы, мы живем в реальном мире, но если убирать миссию и поддержку, исчезнет глубина. Поддержка творчества – это не про компромисс, а больше про устойчивость. Именно поэтому, в том числе, очень важна поддержка со стороны государства, фондов, инициатив.
Е.Ш.: И последнее, Марина. Представьте идеальный вечер в Rarares. Какая выставка идет на стенах? Чьи имена звучат в светских беседах? И какой аромат – возможно, что-то нишевое в духе Frederic Malle или Amouage – витает в воздухе, дополняя впечатление от искусства? Опишите атмосферу вашей мечты – ту редкую алхимию места, времени и искусства, которую вы стремитесь создавать.
М.Б.: Любой из вечеров идеален, когда он наполнен встречей с искусством, это радость момента узнавания. В Rarares у искусства множество лиц и голосов, разнообразных и уникальных художников, скульпторов, творцов. Когда в зале тишина, и зритель вдруг видит в работе что-то сокровенное о себе, замедляется темп, и он прислушивается и понимает, что пути назад нет. Искусство погружает в себя без остатка и одновременно дарит такое состояние по жизни, которое учит чувствовать напряженный нерв или тишину. Сейчас в галерее звучат мягкие женские голоса с выставкой «Элизиумское Пробуждение» о магической силе и красоте жизни, на стенах – работы, которые ведут диалог между собой: керамика с живописью, видео с объектом. В новом сезоне мы обязательно сделаем выставку про исследование границ подсознания. Я счастлива быть сопричастной к искусству, которое дарит человеку ощущение прикосновения к чему-то редкому и неуловимому, учит анализировать и чувствовать жизнь. Атмосфера в идеале создаётся не декорациями, а самим опытом встречи, именно в этом и есть алхимия искусства.
